Некромант. Присяга - Страница 47

Мама направилась к входной двери, оживив свою сексуальную безупречность каплей духов, а няня пошла к мальчику. И уже в дверях мама услышала:

– Мамаша! Мамаша, вернитесь, пожалуйста! Ой, скорее, скорее!

Миша лежал в кроватке личиком в рыхлую подушку. Его крошечная ручка сжимала прут кроватки…

… А где-то совсем недалеко в полной темноте сидела девочка…

У нее под мышкой стоял градусник, и температура все поднималась и поднималась – девочку колотило от жара… и от ужаса. Девочка всеми силами дышала за малыша, пыталась дышать, сбивалась на плач и снова делала вздох крошечными легкими, и прикасалась к маленькому сердечку единственной светлой ниточкой Силы…

На подстанции свистнула машина реанимации – счет на секунды.

Я очнулась. Моя остановка.

Так вот ты как, крылатая тварь…

Торопиться. Надо торопиться. У меня нет времени. Я должна это прекратить. Ах, что же делать, что делать – яснознание не подразумевает вмешательства!.. Я просто не представляю, кто, где, куда бежать, куда Касиз полетел восстанавливать силы, кто помогает ребенку выжить…

Но дома меня поджидал сюрприз.

…этаж был затянут белесым дымом. В дыму сверкали искры, и стоял такой грохот, как будто в моей квартире разместили как минимум филиал ада. Собственно, этот всепроникающий вой я расслышала еще на первом этаже, но даже представить не могла, что он исходит отсюда!

Перешагнув через кабели и инструменты, я увидела, что моя дверь, выпиленная с корнем и со всеми защитными контурами, нанесенными на косяк и бетон вокруг оного, вынесена из проема и стоит чуть в стороне. А на ее место двое очень благопристойных рабочих в аккуратнейших, хотя и запыленных комбинезонах ставят бежево-никелированное чудовище с круглой ручкой посередине изнутри – как на подводных лодках.

Рабочие посторонились; я, совсем ошалев, вошла в квартиру. Обиталище деда Гоши было прикрыто двумя или тремя черными мусорными пакетами, но, думаю, он все равно доволен происходящим не был. Удаленную ныне дверь ставили задолго до того, как он у меня согласился поселиться, а домовые перемен вообще не любят.

Чед сидел на кухне в незаменимой Васькиной майке и пил кофе. Он мог бы шляться и топлес, но, видимо, чесались буквы на спине, которые он не захотел демонстрировать рабочим.

Чаша Силы, чисто вымытая, стояла вверх ногами около раковины на кухонном полотенчике. Между прочим, почти полтора килограмма золота, не считая камней разума и света – сапфиров.

Женька внимательно на меня уставился, но – умничка – даже не подумал соскакивать и задавать глупые вопросы. Зато явно обрадовался факту, что я жива.

Я взяла Чашу, наполнила до краев красным вином. Произнесла слова благодарности, слова просьбы и слова Силы. Выпила. Ополоснула чашу под краном. Чед так же молча смотрел на мои действия. Затем я, завернув в полотенце, отнесла Чашу в сейф и под неумолчный вой то ли болгарок, то ли даже сварочного аппарата спрятала. Чаше в данный момент лучше было быть изолированной от мира толстым слоем стали и охранными символами.

Нужно ли добавлять, что и сейф в свое время привез Чед? В самый первый раз, когда Наставница попросила меня принять Чашу на хранение. Наставница могла покидать Москву, но Чаша… Чаша – нет.

– Ник…

– Потом, в ванную сперва. – Я отыскала редко используемый халат и закрылась в ванной комнате.

Время…

У меня было от силы десять минут.

Принять мою любимую лежачую ванну (с солью и маслами) с такими ранами было никак нельзя – я встала под душ и закрыла глаза. Щипало. Потом обтерлась, накинула халатик – и вышла к Чеду, прихватив коробку с аптечкой. К цвету воды, спускающейся из ванны, старалась не присматриваться…

– Сейчас закончат, – обнадежил Женька.

Я положила на стол ногу с самым длинным порезом, сунула Чеду аптечку, запищала и зажмурилась. Танька не Танька, а все мы умели друг другу врачевать раны, ушибы и порезы.

– Женька, сначала перекисью… и потом плечо тоже… и царапины на спине… Но такие двери под заказ делают?…

– А я обзвонил выставочные залы, и в одном дверь подошла по промерам, так удачно, – сказал Чед. – Совсем немного проем распилили. У тебя он был нестандартным, восемьдесят сантиметров, а по пожарным правилам должен быть девяносто.

– Женька, зачем?…

– Ну раз я просрал ключи, то должен позаботиться о твоей безопасности, – несколько сердито объяснил пан Чедерецкий. Твердые пальцы уверенно, хотя, может, и не вполне профессионально, заливали мои длинные глубокие порезы перекисью, осушали стерильными салфетками и залепляли пластырем. Таня, наверное, зашила бы. Ну ладно, на войне как на войне. У нее явно еще будет шанс.

– Ты просрал… ключи?

– Я думаю, Майя взяла мою связку, и этот… лысый блондин просто вошел. Тупо открыв дверь ключами, – виновато ответил Чед. – И… оставил ключи себе. Это мы просто сразу не сообразили. Они наверняка заодно. Арестовали только мой байк, а все остальное – тут, но твоих ключей нет. Мои собственные на месте.

– Классно, – отозвалась я. У Женьки было время подумать, сделать выводы, и так как от момента выводов до момента порождаемых выводами действий у него промежутка времени никогда не было – нашел новую дверь. Бронированную. – А просто личинки поменять слабо было?

– Я считаю, дверь надежнее. Я ее еще и листовым серебром покрою, – мрачно пообещал Чед.

Я не удержалась, хихикнула.

– Женька, дверь – клево, но серебра не надо. Кому надо, и сквозь серебро войдет, а для медвежатников всяких уж тогда взломать будет делом чести. У Васьки спроси, если мне не веришь.